Нечистая Юдоль встретила Лань Сиченя тяжелым запахом земли - после весенней грязи наступила засуха, и тень от редкой зелени не особо спасала положение. Казалось, все замерло в ожидании спасительного дождя; даже на открытой площадке от тренировок никого не было - хотя с дагэ сталось бы выгнать адептов в такую жару, Лань Сичень в этом не сомневался - и в той галерее, через которую пришлось пройти, резные окна были закрыты плотной бумагой. 
						Он старательно уделил внимание всем церемониям: длинным вежливым приветствиям, обменом скучных новостей, о которых все давно знали - не говорить же о чем-то действительно важном с самого начала, нужно проявить такт - и короткому обсуждению начала лета. Лань Сичень едва заметно улыбнулся от мысли, что каждый год примерно в это же время слышит одно и то же. Сезонные трудности, как разлив каналов из берегов в Юньмэне или затяжные туманы в горах Гусу, в которых плутали случайные путники, никогда не переставали быть лучшей темой для начала любого разговора.
						Спустя некоторое время чай и сладости на столе незаметно превратились в вино и фрукты - и Лань Сичень окончательно вздохнул с облегчением, позволяя себе перестать волноваться - насколько это возможно. В Гусу еще не улеглись окончательно последствия возвращения Лань Ванцзи, и по совести следовало бы там и остаться, однако Лань Сичень, отчаянно подавляя в себе стыд, все же отправился в Цинхэ.
						Когда-то он опасался, что здоровье дагэ ухудшится после окончания войны, но годы шли, а течение его ци менялось незначительно - по крайней  мере, пока была возможность исполнять "Очищение" регулярно. Это радовало сердце, и нынешнюю встречу Лань Сичень также предложил начать с "Очищения", чтобы не нарушать уже сложившуюся традицию.
						Возможно, ему стоило предложить А-Яо попробовать - как он и собирался, как когда-то обещал - однако он пребывал в такой задумчивости, что вспомнил об этой идее потом, когда цинь уже был убран...
						- Эргэ, как Ванцзи? 
						Лань Сичень вздохнул, невольно касаясь пальцами лобной ленты у виска, как будто с ней что-то было не так - и ничего, конечно же, не обнаружил, но ощутил легкое раздражение: этот жест всегда выдавал его растерянность.
						- Он все еще не оправился до конца, и я давно не видел его. Благодарю за беспокойство, А-Яо.
						И, хотя сначала он вовсе не собирался, спустя мгновение добавил:
						- Я думал, его отстранение от дел ордена пойдет на пользу нам всем, рано или поздно. Но я все еще... не могу прийти к согласию с дядей.
						Лань Сичень, наверное, жаловался, нарушая одно из клановых правил, не ощущая в душе никакого сожаления об этом. Он продолжал молчать о многом: о том, что Лань Ванцзи привел в орден ребенка, буквально вручив его брату в руки; о том, что происхождение этого ребенка все еще оставалось тайной. Эта принципиальность вызывала ответное упорство со стороны дяди, все еще разочарованного последними событиями. Слух о том, что сам Хангуан-цзюнь привел в орден маленького мальчика, разнесся по резиденции довольно быстро, и злые языки тут же приписали Лань Ванцзи незаконнорожденного сына. 
						На фоне этих назойливых шепотков гнев дяди разгорался еще сильнее, и Лань Сичень все еще был вынужден обороняться от него, продолжая выполнять свои обязанности и заодно присматривая за А-Юанем, раз уж его благополучие младший брат поставил так высоко - возможно, выше собственной жизни.
						Конечно, догадки о том, откуда Лань Ванцзи привел его, у Лань Сиченя были, и он ясно понимал, что кровно они с А-Юанем никак не связаны. И все же, показывая ему гравюры с основанием ордена Гусу Лань, Лань Сичень неустанно вспоминал младшего, такого же молчаливого и серьезного - даже слишком, учитывая очень юный возраст.
						- Наверное, прошло еще мало времени, - сам для себя подытожил Лань Сичень, устало улыбаясь и меняя тему, - А-Яо, как идут твои дела в Ланьлине?..
						Он мало интересовался новостями и точно что-нибудь пропустил, да и ничего не стоило догадаться, что в таком большом ордене хватает дел, и многие из них ложатся на плечи саньди - благодаря чуткой заботе отца.